Александр Сергеевич Грибоедов принадлежит к тем русским писателям, чья биография тесным образом связана с Кавказом.
Неоднократно он бывал и в Азербайджане. Между тем большинство документальных свидетельств, хранящих доказательства о его пребываниях в Азербайджане, до наших дней не дошли: часть их была уничтожена самим писателем, когда его арестовали, подозревая в участии в декабристском восстании, другие пропали во время тегеранской резни.
Но и те письма и дневниковые записи Грибоедова, которые дошли до нас и широко откомментированы в “Литературном Азербайджане”, позволяют дать верную оценку его дипломатической деятельности в отношении Азербайджана.
В публикациях журнала отводится значительное место связям А.С.Грибоедова с Азербайджаном, так как письма, путевые заметки, официальные рапорты и другие записи, вышедшие из-под его пера, запечатлели факты деятельности поэта-дипломата в трагический период истории Азербайджана. Поэтому жизнь и творчество Грибоедова представлены в журнале с позиции его дипломатической деятельности.
Многие считают, что популярность Грибоедова как драматурга оказалась “вторичной” по сравнению с его политической и государственной деятельностью. И это прежде всего связано с его ролью в истории азербайджанского народа, в подписании Туркманчайского договора, с миграционными процессами – переселением армян из Персии в Азербайджан, начавшимися после данного события в регионе. Чтобы понять эти неоднозначные оценки деятельности Грибоедова, следует обратиться к фактам истории, непосредственно связанным с русско-иранскими взаимоотношениями и войнами.
Публикации журнала отражают двоякое отношение к Грибоедову в советское время, когда даже в трудах, написанных азербайджанскими литературоведами, интересы азербайджанского народа растворялись в интересах советской России, и в постсоветское время, когда исследование отдельных писем и документов, впервые включенных в сборник “Сочинения” поэта С.А.Фомичевым, приоткрывающих завесу над сложным периодом в истории Азербайджана, дает возможность более объективно осветить участие русского дипломата в событиях того времени и его отношение к ним.
На проблему “Дипломатическая деятель ность Грибоедова в Азербайджане” свет проливают письма, путевые заметки, официальные рапорты и другие записи, написанные им в период с 1818 по 1829 г., которые запечатлели факты деятельности поэта и дипломата.
Общеизвестно, что в 1816 г. Грибоедов поступает на службу в коллегию иностранных дел, а спустя некоторое время его назначают секретарем русской дипломатической миссии в Тегеране. С.Шамилов в статье “… Дела твои бессмертны…” указывает, что, выехав из Москвы 18 сентября 1818 г., в октябре он достигает лишь Моздока. Это подтверждает и отправленное в Тифлис письмо молодого писателя.
В Тифлисе в 1819 г. Грибоедов познакомился с А.Бакихановым – первым из азербайджанских интеллигентов, который и дальше учил его персидскому языку. Их дружба и сотрудничество продолжались до последних дней жизни писателя. Ссылаясь на работу А.Попова “Декабристы-литераторы на Кавказе”, С.Шамилов отмечает, что в Тифлисе Грибоедов познакомил А.Бакиханова с В.Кюхельбекером, который также работал у А.П.Ермолова. Помимо службы их сблизили совместные занятия языком и литературой, на которых Грибоедов изучал персидский, а Бакиханов совершенствовал свои знания в русском языке и литературе. В этом деле им помогал педагогический опыт Кюхельбекера, а Бакиханов посвящал Грибоедова и Кюхельбекера в историю Азербайджана, в его искусство и поэзию.
Говоря о служебных отношениях Бакиханова и Грибоедова, С.Шамилов пишет: “В приготовлениях к первой поездке непосредственное участие принимал Бакиханов… В некоторых из этих бесед (Грибоедова с Аббасом Мирзой) участвовал А.А. Бакиханов… В беседах Грибоедова с Бакихановым была высказана мысль о составлении общефизической карты”, однако эта идея осталась неосуществленной.
С.Шамилов раскрывает роль Грибоедова в заключении Туркманчайского договора: “Непосредственным участником осуществления и автором проекта был Грибоедов”; “В обсуждении проекта участвовали Грибоедов и А. Мирза со своими советниками”; “В мирных переговорах с Наибом Султаном (псевдоним А. Мирзы) Грибоедов, умело используя присущие ему широту мышления и дипломатическое искусство, вселил основательный страх в души иранских государственных деятелей”; “Грибоедов проявляет завидную проницательность в оценке ситуации и умело пользуется этим преимуществом для осуществления скорейшего мира”.
Находясь в Азербайджане, Грибоедов наблюдал окружающую общественную среду, изучал обычаи и традиции народа. Указывая на то, что он интересовался не только прошлым, но и современным положением азербайджанского народа, путями его прогресса и будущностью, С.Шамилов приводит два свидетельства, подтверждающие это: встречу Грибоедова в доме своего тестя, грузинского поэта И.А.Чавчавадзе, с А.Берже, познакомившего его с творчеством М.П.Вагифа, и перевод им стихов Дж.Руми, записанных на серебряном медальоне.
Подытоживая, С.Шамилов заключает: “Пожалуй, из русских интеллигентов-просветителей той поры никто не оставил столь глубокого следа в духовном климате Азербайджана”.
В статье “А.С.Грибоедов в Азербайджане”, опубликованной к 150-летию со дня его гибели, М.Садыхов анализирует письма и путевые записи поэта, находя в них примечательные сведения о культуре и быте азербайджанского народа, рассматривает мало известные стороны его жизни, связанные с его пребыванием на Кавказе, в частности в Азербайджане.
По путевым записям Грибоедова автор определяет маршрут его поездки по Азербайджану. Несомненный интерес представляют и его письма к друзьям и знакомым. Так, в “Путевых письмах к С.Н.Бегичеву” (1819) описан путь из Тифлиса в Персию, пролегавший через Казахский район, Дилижанское ущелье, Нахичеванский край. На границе Грузии и Азербайджана Грибоедов обращает внимание на “прекрасное произведение архитектуры” – “Красный мост” и передает его название по-азербайджански – Сенаккюрпи.
Отметим, что передача в источнике топонима “Красный мост” как “Сенак- кюрпи” не имеет никакой связи с имевшимся в современном азербайджанском лексиконе словом “сыныг”. Если вспомнить написание стечения гласных “нг” (донуз-донгуз, дениз-денгиз) на древних огузских языках и связь моста с названием саксов, древних тюрков, то название моста можно прочесть как “Сак-кюрпи”. Поэтому можно заключить, что употребленное Грибоедовым услышанного им “Сенаккюрпи” является искаженным образцом древней письменности.
В сентябре 1819 г. Грибоедов едет из Персии в Тифлис через Нахичеван, затем “по ущелью реки Алинджа”, “около знаменитой Змеиной горы” (в другом месте он называет ее Иланлы даг), оттуда “поднялись в селение, именуемое Казанчи”. Грибоедов пробрался через горы Карабаха, был в Барде, Шамхоре. М.Садыхов считает, что он побывал также в Белоканах, Закаталах, Нухе (Шеки), Куткашене (Гебеле).
Письма и путевые записки Грибоедова насыщены многочисленными сведениями историко-краеведческого характера о Нахичеванском крае (здесь он более продолжительное время был и в 1827 г., когда вел дипломатические переговоры с Турцией и Персией).
В записи “Эриванский поход” от 23 июня 1827 г. он так описывает Нахичеванский край: “Проходим версты 4 в малое ущелье, как ворота Шарурских гор. Прекрасная открывается обработанная страна; множество деревень и садов; хлеба поспели, некому снимать…”.
В другой записи от 26 июня 1827 г. Грибоедов упоминает: “8 верст от Нахичевани пригорок. Оттуда пространный вид Нахичеванской долины к с(еверо)-в(остоку) Карабахские горы. Эйландаг и две другие ей подобные горы за Араксом, далее к з(ападу) Арарат. Сам Нахичевань стоит на длинном возвышении…”.
В статье М.Садыхова говорится о личных контактах Грибоедова, отмечается, что Бакиханов как переводчик выполнял ряд серьезных поручений русской делегации во время подготовительных работ по заключению мирной конвенции с Ираном, вместе с Грибоедовым он принимал активное участие в переговорах с персидским двором. В записках, письмах, официальных рапортах Грибоедова А.Бакиханов упоминается несколько раз, например, “Рано поднимаемся; жар ужасный. Рассказ Аббас-Кули, что Елисаветпольское сражение дано на могиле поэта Низами”.
Знакомством с Бакихановым не органичивался круг личных контактов Грибоедова с представителями азербайджанской литературы. По этому поводу М.Садыхов приводит интересные сведения: «Об “… азиатской дружеской беседе Мирза-Джана” читаем в одном из писем Грибоедова от декабря 1825 года, – Мирза-Джан, азербайджанский поэт, известный импровизатор; автор “Горя от ума” сообщает нам о певце Алияре. Знал он и поэта Фазиль-хана из Южного Азербайджана. И наконец, в Петербурге Грибоедов совершенствовал свои знания в области персидской филологии с помощью азербайджанского ученого и поэта М.Дж.Топчибашева, работавшего в университете.
Также известно, что в окружении Грибоедова были такие лица, как Эксан-хан Нахичеванский, Келбали-хан Нахичеванский, Назарали-хан Афшарский и др. Таким образом, Грибоедову отводится значительное место в истории русско-кавказских и русско-азербайджанских литературных связей; он знал Азербайджан, принимал самое непосредственное участие в разработке различных проектов использования его экономических ресурсов.
Личность Грибоедова окружена множеством тайн и легенд, возникновение которых – результат безвозвратно утерянных писем и документов, способных пролить свет на те или иные обстоятельства жизни и деятельности дипломата, сыгравшего определенную роль в политической жизни России, Персии, Кавказа и Азербайджана.
В рецензии на издание сочинений Грибоедова «Стирая “белые пятна”» М.Якубова подчеркивает, что поиски исследователей затрудняет отсутствие академического издания полного собрания сочинений Грибоедова, поскольку трехтомное собрание его произведений, осуществленное Н.К.Пиксаковым еще в 1913–1917 гг., как и более поздние издания, подготовленные В.Орловым, А.Л.Грушуниным и др., не охватывают все письма и документы.
В 1988 г. в Москве, в издательстве “Художественная литература” были изданы Сочинения Грибоедова с вступительной статьей, комментариями С.А.Фомичева, куда впервые были включены и путевые дневники, и его письма, известные к этому времени, что дало возможность тщательнее осмыслить его роль в исторических событиях, связанных с Азербайджаном.
М.Якубова выделяет в издании ряд документов, освещающих ранее не изученный период в жизни Грибоедова, относящийся к концу 1828 г. – сентябрь–декабрь (когда он написал 46 писем и документов, 32 из которых впервые стали достоянием широких читательских масс), отмечая в их числе такие важные документы, как отношения к И.Ф.Паскевичу от 23 сентября, 1 и 23 октября и др., где речь идет о вопросах, связанных с послевоенным урегулированием отдельных спорных моментов между Россией и Персией.
М. Якубова с сожалением отмечает, что в этом солидном издании допущены некоторые неточности фактографического характера. Так, комментатор С.А.Фомичев, указывая на Гасан-хана, ошибочно помечает: “см. Абуль-Гасан-хан”. Автор рецензии вносит ясность: “…это два совершенно разных человека. Абуль-Гасан-хан был министром иностранных дел Персии, а Гасан-хан… это курдский хан, возглавлявший отряд персидских войск во время русско-персидской войны 1826–28 гг.”.
Также ошибочно идентифицирована и личность Мехти-Кули-хана Карабахского, которого С.А.Фомичев выдает за сына Эриванского правителя Гусейн-хана, хотя в действительности он – наследник Ибрагим-хана. Вызывает досаду и тот факт, что в комментариях о других азербайджанских лицах из окружения Грибоедова автор довольствуется только их упоминанием (Эксан-хан Нахичеванский, Келб-Али-хан Нахичеванский, Назар-Али-хан Афшарский и др.).
После заключения мирного договора оставались спорные вопросы, касавшиеся судеб народов, населявших приграничные территории. В другой статье М. Якубовой “В ответе перед будущим” анализируется критическая оценка Грибоедовым отдельных статей этого договора.
Так, в письме от 23 сентября 1828 г. к генералу И.Ф.Паскевичу Грибоедов писал: “Не почитаю излишним изложить мое мнение насчет трех статей Туркманчайского трактата, которые до сих пор трактуются превратно с обоих сторон. Статьей XII предоставлен трехлетний срок тем из подданных обеих держав, которые имеют недвижимую собственность по обе стороны Аракса и которые в течение сего времени могут свободно продавать и обменивать оную. О свободе переселяться тем или другим не сказано ни слова”.
В одном из последних писем Грибоедова, отправленном из Нахичевана (“Переправа на Араксе через Джульфу”) объективно отмечается неприязнь местного населения к неоправданным переменам, производимым новым правлением: “Нами никто не доволен… У беков и ханов мы власть отнимаем, а взамен даем народу запутанность чужих законов”.
Тщательно изучив сложившуюся ситуацию, Грибоедов приводит в своем послании таблицу соотношений между “новопоселенными армянами и старожилами мусульманами”, “чтобы, – как он пишет, – можно было судить об истинном отягощении последних”. Грибоедов предлагает осуществить неотложные меры с целью предотвращения нарастания недовольства среди местного населения.
После заключения договора с Персией и присоединения Нахичевана к России возникла задача административного руководства Азербайджаном, и Грибоедову было поручено составить “Положение об управлении Азербайджаном”. Он разработал документ “Общие правила для действия Азербайджанского правления”, текст которого “не сохранился, но некоторые представления о его содержании дают свидетельства современников Грибоедова”, по мнению которого, политика в Азербайджане должна базироваться на важном принципе: “Одно строжайшее правосудие мирит покоренные народы со знаменем победителей”.
Письма и дневниковые записи Грибоедова свидетельствуют не только о глубоком знании им характера и нравов населяющих Азербайджан народов, но и о зорком видении им трагических последствий, к которым привели шаги царского правительства.
На волне общественного подъема в республике в связи с обретением независимости и суверенитета и, как следствие, усилением национальных приоритетов, явно ощущается попытка новых подходов, нового осмысления и толкования исторических фактов, событий, а также их участников. В этом смысле отношение у общественности Азербайджана к Грибоедову неоднозначно. Различие выражается прежде всего в оценке его политической и государственной деятельности, связанной с его ролью в истории Азербайджана.
В год 200-летия со дня рождения Грибоедова “Литературный Азербайджан” напечатал обстоятельный документально-публицистический очерк “Смерть дипломата, или к истокам конфликта в Карабахе” Г.Гулиева, который, учитывая круг вопросов, связанных с деятельностью Грибоедова в один из наиболее значительных и важных периодов в истории Азербайджана, рассматривает характер поступков его работы как дипломата, с тем чтобы оценить ее значение для Азербайджана, в свете современных притязаний на его территориальную целостность.
Ответ на первую часть этих вопросов может быть один. Не вызывает никаких сомнений, что Грибоедов, как подданный и дипломатический посланник царя, будучи честным и исполнительным чиновником Российской империи, стремился наилучшим образом защищать интересы своей родины: “Участвуя в осуществлении Туркманчайского трактата…, Грибоедов прежде всего руководствовался интересами Российского государства, которому подчинил и все свои личные пристрастия, симпатии и антипатии, и судьбы остальных людей и свою собственную жизнь”.
В этом вопросе убедительными представляются и сами факты биографии русского дипломата. «Он (Грибоедов. – Г.А.) был откомандирован на Кавказ не в “политическую ссылку” в почетном звании полномочного посла в Персии, а для участия в самых важных и значительных для империи событиях русско-иранской войны и всех дипломатических актов, с ней связанных»; и с весьма успешным исходом войны с Персией и переговоров о мире, в котором “главная роль принадлежала Грибоедову, он был награжден чином, орденом и деньгами”. Понятно, что для такого дела “неблагонадежных” и “заговорщиков” не посылают.
Говоря о непосредственной роли Грибоедова в Туркманчайском договоре, Г. Гулиев ссылается на “Историю Азербайджана”: “Русская дипломатия ставила вопрос о присоединении к России также южных областей Азербайджана. Эта мысль была высказана Грибоедовым, считавшим необходимым обеспечить независимость южных областей Азербайджана от Ирана… Представители России настаивали на полном присоединении к ней Тебризского, Марагинского, Хойского и Урмийского ханств”.
Из истории также известно, что это требование вызвало противодействие Англии, не желавшей усиления влияния России на Востоке. Отмечая позицию Грибоедова в этом вопросе, Г.Гулиев пишет: «Сумей он добиться своих требований, которые, безусловно, были требованиями его правительства, сегодня не было бы проблемы “двух берегов”, разделивших один народ».
По существу, Грибоедов стремился объединить Азербайджан. А противоречивое отношение к Грибоедову заключается в том, что советское литературоведение и историческая наука, по вполне понятным причинам сглаживающие шероховатости и противоречия в вопросе присоединения Азербайджана к России или в оценке роли и значения деятельности Грибоедова на Кавказе, не стремились создать объективный портрет этого человека.
В статье “А.С.Пушкин, А.С.Грибоедов и Азербайджан” Гасан Гулиев так объясняет мотивы неоднозначного отношения в современном Азербайджане к Грибоедову: “Мнения, привязывающие его к имперской политике царизма на Кавказе и подчеркивающие его участие в переселении армян в Карабах и на земли других азербайджанских ханств, отошедших к России, входят в противоречие с отношением к нему тех, кто видит в нем проводника политики самодержавия, которое, в сравнении с властями Ирана, было более гуманным и приемлемым для азербайджанского населения”.
На основе внимательного исследования писем и записок дипломата к разным лицам и инстанциям в статье утверждается, что “истина …состоит в том, что Грибоедов не был ни организатором, ни участником переселения армян из Ирана в Карабах, а лишь свидетелем…”. Об этом свидетельствует “Записка о переселении армян из Персии в наши области” Грибоедова.
Журнал освещал и проблему освоения литературного наследия Грибоедова в Азербайджане. С этой целью в журнале была апечатана статья М.Якубой “Еще в начале века”, где рассматривается история освоения азербайджанскими читателями его комедии “Горе от ума”: «первыми азербайджанцами-читателями “Горя от ума” предположительно можно считать видных просветителей А.Бакиханова и М.Дж.Топчибашева…, которым он, возможно, сам читал по тогдашней традиции свою комедию», обосновывая мысль тем, что “Грибоедов в своих кавказских путевых записях не раз упоминает имя Бакиханова, причем часто в связи с литературными проблемами”, и “поэт Мирза Джафар Топчибашев был адъюнкт-профессором персидского языка Петербургского университета. С его помощью Грибоедов изучал восточные языки”.
Далее автор прослеживает влияние грибоедовской комедии в творчестве писателей Азербайджана, заявляя, что оно имеется и в комедии М.Ф. Ахундова “Молла- Ибрагим-Халил”, и в трагедии А. Ахвердиева “Несчастный юноша”.
В 1954 г. азербайджанский читатель ознакомился с переводом “Горя от ума”, выполненным А.Зиятаем. Как отмечает Г. Султанова в статье “Необходимость приближения”, перед переводчиком стояли сложные проблемы – воспроизведение на азербайджанском языке всего богатства идейно-образного содержания, мудрости и глубины авторской мысли, афористичности языка комедии. По мнению автора, “мало кому из азербайджанских переводчиков так четко и поэтически образно удавалось передать красоту и глубину афористических выражений. Ко многим крылатым выражениям А.Зиятай сумел подобрать отличные аналогии”.
Публикации “Литературного Азербайджана”, со временем способствующие пополнению исторических фактов, дают возможность опровергнуть существовавшие односторонние и стереотипные оценки личности Грибоедова и позволяют говорить о гуманистической направленности его миссии как государственного деятеля и человека.
Г.Адыгезалов
По материалам журнала “Научная мысль Кавказа”
Количество просмотров: 1 776
