В 1897 г. произошло событие, которое сильно повлияло на развитие оперного искусства Азербайджана.
Чтобы проникнуть в суть происходящего, необходимо проследить за повозкой кожевника-даббаха, возвращающегося в Шушу после деловой отлучки. Солнце уже опускалось за горы, когда скрипучий экипаж, с низкорослой лошадкой в упряжке, приблизился к густой тутовой роще, известной под названием «Хан-багы», что значит «Ханский сад».
Здесь когда-то находилась летняя резиденция последнего карабахского властителя Ибрагим-хана.
Возле рощи кожевник Мешади Рза приостановил лошадей, справедливо рассудив, что по ночной поре неразумно пытаться преодолеть горный перевал и лучше заночевать на равнине. Правда, следовало торопиться, потому что жена Гехар, которую кожевник брал с собой, находилась на сносях. Тяжкий стон, раздавшийся в глубине повозки, показал, что он не зря так торопился домой.
Повивальная бабка, которую Мешади Рза разыскал в ближайшем селении, первой поздравила ранним утром счастливого отца с появлением сына.
— Этот мальчик родился в рассветный час, когда солнце сменяет луну. Назови его Айдынлык — Ясный. Вот уви¬дишь, он зажжет свет счастья в твоем доме!
Мешади Рза не последовал совету старой повитухи. «Где это видано, — рассуждал он, — чтобы у кожевника-даббаха было имя Айдынлык. Чтобы мять кожи, нужно иметь сильные руки и крепкую грудь. Поэтому парню приличествует иметь и простое имя!».
После недолгих размышлений Мешади Рза дал своему отпрыску прозаическое имя — Муртуза. Откуда он мог знать, что судьба рассудит по-своему и в скором времени даст мальчику иное имя, которое он пронесет через всю свою жизнь и под которым войдет в историю оперного искусства.
Сын, как и предсказывала бабка-повитуха, принес радость в дом кожевника-даббаха. Мальчик рос спокойным и ласковым. Мешади Рза не чаял в нем души. Когда пришло время, мальчика отдали в школу-медресе. Учился он хорошо, быстро схватывая все объяснения учителя. В свободное от занятий время в компании сверстников отправлялся в лес. Затевал шумные игры. Но больше всего любил музыку. Серебристый звук тара его завораживал, пение же мог слушать часами с замирающим от восторга сердцем.
В 1906 году в дом Мешади Рза вошла большая беда — умерла его жена Гехар. На руках у вдовца осталось шестеро малолетних детей. Погоревав положенный срок, Мешади Рза женился еще раз. Куба, как звали новую жену кожевника, оказалась простой и сердечной женщиной. Она сумела заменить сиротам умершую мать.
В том же, 1906 году произошло событие, запавшее в душу мальчика как одно из ярких впечатлений детства. Однажды вместе с приятелями, такими же веселыми сорванцами, он заглянул на кладбище. Был четверг — день, когда кладбище особенно многолюдно. По старинному обычаю в четверг навещали могилы близких, в поминание усопших раздают халву, а моллы за определенную мзду читают над могилами суры из Корана.
Случилось так, что в тот день на кладбище оказался только один молла, которому не под силу было справиться со своими обязанностями. И вот тогда девятилетний мальчик, знавший много духовных песнопений от отца, решился на шалость. Подражая моллам, он сел скрестив ноги и затянул суру – ясын. Звонкий чистый голос обратил на себя всеобщее внимание. Шутник ожидал взбучки, но вместо этого его наперебой стали хвалить.
Возвращался мальчик домой весьма гордый собой, нес целое блюдо халвы и двадцать копеек – свой первый гонорар.
Слух о новоявленном певце облетел всю Шушу. Заинтересовался мальчиком и молла Ибрагим. Ему были нужны для подготавливаемой мистерии участники с хорошими голосами.
— Рано ему еще выступать публично, — отнекивался Мешади Рза, боясь, что мрачность религиозных представлений поранит душу впечатлительного мальчика.
Юный Муртуза Мамедов (Бюль-Бюль), 1910 г.
Через несколько дней после этого визита у соседей праздновалась свадьба, на которую были приглашены лучшие ханенде и среди них Ислам Абдуллаев, пользовавшийся у шушинцев особой любовью.
Узнав, что на свадьбе будет петь Ислам Абдуллаев, мальчик заранее устроился на ветвях огромного дерева. В тот вечер Абдуллаев что называется был в ударе. Он пел с огромным мастерством, украшая свое исполнение прихотливыми и причудливыми по своему рисунку зюнга – традиционными мелизмами. Одна трель была лучше другой.
И мальчик не выдержал. После одного особенно сложного и виртуозного пассажа, приведшего в восторг собравшихся, в наступившей тишине из кроны дерева певцу ответил прозрачно-ясный и беспредельно высокий голос.
– Что за пение? Кто это? – переполошились гости.
Пришлось сконфуженному мальчику покинуть свое убежище. При виде хрупкой фигурки многие начали сомневаться: неужто вправду пел этот мальчишка. Его попросили повторить ту сложную «соловьиную» трель. И когда услышали ее вновь, то принялись восклицать в один голос: — Невероятно! Настоящий соловей! Бюль-Бюль!
Вот тогда-то за юным певцом и закрепилось ласкательное прозвище Бюль-Бюль, что значит соловей.
Остаток того вечера Бюль-Бюль провел среди гостей, наслаждаясь вместе со всеми высоким искусством Ислама Абдуллаева. Особенно хорошо ханенде Абдуллаев исполнял мугам «Сегях», широко распространенный в народе. Он так проникновенно пел этот мугам, что его стали именовать «Сегях Ислам».
Певческий дебют Бюль-Бюля на свадьбе имел неожиданные последствия. В доме кожевника вновь появился молла Ибрагим. На сей раз он проявил больше настойчивости. Кончилось тем, что Мешади Рза принужден был позволить сыну принять участие в религиозном представлении.
Три месяца мальчик заучивал духовные тексты. Ему предстояло изображать девочку-сиротку, умирающую в одиночестве от голода и тоски. Мистерия впервые была разыграна в богатом имении Багадурбейли близ Барды. В течение последующих двух недель «труппа» кочевала по небольшим селениям. Мальчика наперебой хвалили. А потом вручили значительную сумму денег — двадцать пять рублей. Для небогатого кожевника это было целое состояние.
Юному артисту нравилось быть в центре внимания, выступать перед публикой. Он начинает мечтать о театре. Но музыкального театра в Азербайджане еще не было. Его только предстояло создать. Городом, где родилась национальная опера, стал Баку.
Осенью 1908 года в Шуше появился гармонист Мусеиб из Елисаветполя (Гянджа). Чернявый, с острыми чертами лица и подпрыгивающей из-за хромоты походкой, он очень походил на птицу. Отчего и получил прозвище Гарга, что значит ворона. Довольно утомительное путешествие Мусеиб предпринял неспроста: умер долгие годы выступавший с ним певец-ханенде, и он решил пригласить себе в компаньоны Бюль-Бюля, слух о котором докатился даже до главного города губернии.
Отец Бюль-Бюля неприветливо встретил незваного гостя. На все просьбы Мусеиба отпустить с ним сына, он хмуро качал головой: “Никуда он не поедет, потому что должен учиться.”
Мусеиб внешне согласился с этими доводами. Однако он не был таким простачком, каким прикидывался, и не желал ни с чем возвращаться домой. Никто никогда не узнает, что посулил хромоногий гармонист мальчику. Ясно одно — его слова достигли цели. Их долгая неторопливая беседа кончилась тем, что Бюль-Бюль пообещал приехать в Елисаветполь.
Всю зиму мальчик жил как в полусне. Он уже видел себя настоящим ханенде — в чохе, дорогой барашковой папахе, со звенящим бубном в руках. Весной 1909 года Бюль-Бюль тайком от домашних отправился в дальнюю дорогу. Мешади Рза сбился с ног, разыскивая пропавшего сына. Наконец ему сказали, что видели как мальчик садился в дилижанс, отправлявшийся в Евлах.
Евлах был Крупной железнодорожной станцией на пути, связывающем Баку с Елисаветполем и Тифлисом. В Евлах Бюль-Бюль приехал поздно вечером. До прибытия поезда оставалось еще немало времени. Побродив по привокзальной площади, он направился в чайхану, откуда неслись звуки веселой музыки.
Чайханщик не очень приветливо встретил мальчика. Однако кучер дилижанса, всю дорогу наслаждавшийся пением своего юного пассажира, вступился за него.
— Не гони мальчика, — остановил он чайханщика и обратился ко всем присутствующим. — Вот вы слушаете ашуга и на все лады нахваливаете и не подозреваете, ка¬кого я вам привез певца. Настоящий соловей!
Бюль-Бюля не пришлось долго уговаривать спеть. Под низким потолком чайханы, затянутой клубами табачного дыма, раздался чарующий голос. Со всех сторон к чайхане стали сбегаться люди, привлеченные удивительным пением.
Чайханщик сиял: уже давно его заведение не знало такого наплыва посетителей. Дружески похлопав по плечу юного ханенде, он предложил ему остаться у себя, посулив щедрое вознаграждение. Однако Бюль-Бюль торопился в Елисаветполь, и никакие деньги не могли отвлечь его от цели.
В описываемое время Елисаветполь по праву считался одним из крупнейших городов Закавказья. Впрочем, еще в древности через него проходили оживленнее караванные пути. На немалые доходы от торговли шелком и пряностями в городе возводились богатые здания. Здесь процветали науки и ремесла.
Особенно быстро Елисаветполь стал расти в начале XX века. Это объяснялось близостью железной дороги. Появились промышленные предприятия, гостиницы. Одна из них, носившая имя древнего города «Шемаха», представляла собой небольшой одноэтажный домик с несколькими комнатами для постояльцев, обеденным залом и уютным двориком с фонтаном, вокруг которого теснились столики. Здесь и развлекал гостей гармонист Мусеиб. Зимой он выступал в зале, а летом – во дворике, где собирались рыночные торговцы и завсегдатаи заведения, чтобы обсудить городские и торговые новости, насладиться музыкой.
Увидев Бюль-Бюля, робко переступившего порог гостиницы, Мусеиб торжествующе растянул меха гармони и заиграл популярную мелодию. Бюль-Бюль запел. Как и в Евлахе, на его голос стали собираться люди. Скоро все столики были заняты. Люди толпились и на улице, заглядывали во дворик через решетчатую ограду.
Здесь, среди столиков, занятых шумными компаниями, и нашел своего сына Мешади Рза, когда через несколько дней приехал в Елисаветполь в поисках беглеца. Вырвав у него из рук бубен, отец принялся сердито отчитывать его. На шум прибежал хозяин гостиницы. Узнав, что Мешади Рза намеревается увезти сына домой, стал уговаривать его не делать этого, расписывая райскую жизнь, которая ожидает Бюль-Бюля в будущем.
Подал голос и Мусеиб, убежденно уверявший, что мальчик – прирожденный ханенде. И Мешади Рза отступил, побежденный этими доводами. Так, в двенадцать лет Бюль-Бюль сделался профессиональным певцом-ханенде.
Бубном Бюль-Бюль владел мастерски. Во время исполнения он виртуозно выбивал на нем ритм, высоко подбрасывая в воздух, ловил на лету, не прекращая при этом ни на секунду петь. Искусное владение бубном было настолько велико, что, уже будучи в летах, выступая на правительственном концерте в Кремле, Бюль-Бюль виртуозно аккомпанировал себе на бубне, чем так славился в молодости.
Но, конечно же, славу юному ханенде принес прелое всего голос, необычайно красивый, гибкий и послушный, легко взлетавший до самых высоких нот, что вызывало бурю восторга среди слушателей. Не случайно Бюль-Бюля прочили в преемники Джаббару Карягды, слава которого в те годы распространилась по всему Кавказу.
Известности Карягды в немалой степени способствовали пластинки, напетые им на студиях акционерных обществ «Граммофон», «Спорт-рекорд», «Экстрафон». Пластинки с записями Карягды имелись и у Бюль-Бюля. По ним он учился исполнять мугамы «Кюрд-Шахназ», «Махур», «Эйраты». Особенно восхищало его исполнение Джаббаром Карягды последнего мугама.
В 1911 году Бюль-Бюль получил приглашение выступить в Тифлисе, в летнем помещении общественного собрания. На его концерт собрался весь цвет тогдашнего Тифлиса. А поздно вечером был устроен ужин в честь юного ханенде. На этом вечере, приветствуя своего молодого коллегу, выступил замечательный грузинский певец Вано Сараджишвили.
Уже позднее Бюль-Бюль узнал, что Вано Сараджишвили учился в Петербурге и Милане, что с 1908 года он был солистом Тифлисского казенного театра. Пение Сараджишвили произвело глубокое впечатление на Бюль-Бюля. Образ Вано Сараджишвили, как путеводная звезда, сопровождал Бюль-Бюля всю жизнь. Это был второй певец, после Джаббара Карягды, на которого бы он хотел походить.
В следующем, 1912 году Бюль-Бюлю посчастливилось познакомиться с Карягды. Произошло это так. В Елисаветполе игралась богатая свадьба. На нее пригласили Бюль-Бюля в качестве ханенде. Однако узнав, что ему придется соперничать с самим Джаббаром Карягды, он решительно отказался выступать.
И все же желание Бюль-Бюля послушать Карягды было столь велико, что он явился на свадьбу просто как гость. Три дня он наслаждался пением великого мастера. Но тут его присутствие было обнаружено. Хозяин дома решил подготовить Джаббару Карягды сюрприз. Бюль-Бюля спрятали в комнате, в нише за шторой, перед которой завели патефон с записью самого певца. Джаббар Карягды сразу же признал свой голос, удовлетворенно кивал при красивых оборотах, а потом вдруг обнаружил, что инструментальное сопровождение отсутствует. Вместо объяснения хозяин дома откинул шторку, за которой стоял поющий Бюль-Бюль.
Восхищенный искусством юного ханенде, Джаббар Карягды обнял Бюль-Бюля, принялся расспрашивать его, откуда он родом, как давно поет, кто его учитель, а потом предложил юноше поехать вместе с ним в Баку, чтобы совершенствоваться в мастерстве под его руководством. Бюль-Бюль был растроган таким вниманием, но ехать в Баку отказался, опасаясь круто ломать привычный уклад жизни.
Бюль-Бюль также был полон опасений, что его голос со временем пропадет. Один старый ашуг успокоил юношу, сказав, что голос не пропадет, если не прекращать петь. Он последовал этому мудрому совету.
Б.Заболотских
По книге автора “Соловей из Шуши”
Количество просмотров: 1 846
